Северный Кавказ — многогранный, но целостный, аутентичный, вобравший в себя разные характеры множества национальностей, смыслы и истории, традиции и культуры. Образ такой неповторимой территории с ее неисчерпаемым потенциалом может визуализировать лишь человек, масштаб личности которого не менее не менее монументален. Именно таким является живописец, график, сценограф из Дагестана Ибрагимхалил Супьянов. Член Союза художников России, главный художник театра и балета Дагестана в своих работах, находящихся в музейных и частных собраниях по всему миру, собрал образ Кавказа во всем его природном, историческом и этническом многообразии, способном сформировать восприятие региона как гостеприимного края
— Кавказ — очень богатая смыслами территория, которая подпускает к себе далеко не всех. Что вам удается лучше — раскрыть Кавказ для максимального числа людей, не знакомых с ним или показать грани, которые видятся не всем?
— Кавказ для меня начинается с моего народа. В едь женщины в селе, идущие на плач, сначала рыдают о своем, а потом уже проникаются чужим горем. Так и здесь: есть своя национальность, есть другие нации Дагестана, которые раскрываются перед тобой постепенно, а дальше начинаешь понимать, что есть еще Грузия рядом со своим запасом искусства, Азербайджан, Армения. Есть горы, которые нас объединяют, море. В этот момент начинаешь чувствовать, насколько богат в сравнении с другими. То, что я здесь накопил и полюбил — этим мне хочется делиться. Через язык искусства мне хочется делиться этими склонами, ущельями, карабканьем в горы. Для художника естественно показывать свою схожесть с родным и делиться тем, что тебе близко. Естественно, еще и испытывать гордость за это. Хотя и не без доброй зависти к чужой культуре.
— В ваших работах — огромное многообразие Кавказа. Он очень разный, на его территории живут различные национальности. Что, по-вашему, их объединяет?
— Я думаю, что это всегда среда. Среда собирает. Когда ты здесь обращаешься к человеку другой национальности, ты знаешь, как себя вести и чего ожидать. Попадая в среду, чьи законы тебе известны, ты ведешь себя соответственно. Лезгин, обращаясь к аварцу, ведет себя на том же уровне, как если бы он обратился к лезгину. При этом лезгину и аварцу есть с чем прийти друг к другу, чем удивить и заинтересовать. Вот откуда такое гостеприимство на Кавказе? Это в первую очередь жажда информации, желание узнать, что есть хорошего у другого народа. Так и развивалось все на Кавказе — не только сельское хозяйство или языки, но и понятия о чести, совести, и адаты, обычаи.
— Во всех ваших работах прослеживается Дагестан — ваша Родина. Можно ли художнику почувствовать Кавказ без Дагестана? Насколько в целом регионы Кавказа творчески взаимосвязаны?
— Для меня, как и для любого дагестанца, Кавказ без Дагестана не Кавказ. Как в живом организме центром является сердце, так и Дагестан является им. Конечно, регионы Кавказа, как и художники Кавказа, творчески связаны. В творчестве одного дагестанского художника чувствуется, например, Грузия. Культура Грузии оказывает огромное влияние на культуру других кавказских стран и регионов — Грузия чувствуется и в живописи, и в целом в творчестве.
С древних времен к нам приходили люди из разных стран Кавказа, причем не просто заглянуть, а чтобы остаться тут жить. В V веке к нам приходили осетины, черкесы, грузины, армяне. То, что у нас христианское, пришло из Армении и Грузии по причине жажды новых знаний, умений, узнавания новых людей. Мы сейчас в Лакском театре готовим постановку спектакля «Материнское поле» по Чингизу Айтматову. Эскизы костюмов делает местная художница, по маме осетинка, а приглашенный режиссер тоже осетин. Когда они встретились она назвала фамилию своей матери, а режиссер узнал в ней княжеский род. Как князья попали в Дагестан? Нашли хорошую среду для себя именно здесь.
— Как бы вы оценили развитие инфраструктуры для творчества на Кавказе?
— К сожалению, стать известным, востребованным и обеспеченным художником у нашей талантливой молодежи шансов не много. Художник должен отдаваться творчеству, и у него должны быть хорошие условия для жизни и искусства. Но я осознаю, что мое место — в мастерской. Здесь я выздоравливаю, если заболел, здесь мне хорошо, здесь мой день оправдан.
— Вы являетесь и театральным художником. Почему у вас возникла такая потребность объединить в творчестве разные виды искусства?
— Меня просто взяли и потащили в театр. «Есть у тебя работа? Нет? Тогда пойдем,— сказал мне однажды художник Эдуард Путерброт.— Будем вместе работать». Через год я уже поставил с режиссером Исламом Казиевым спектакль. Ты читаешь пьесу, вникаешь в нее совершенно по-другому, читаешь и думаешь о пространстве и материале, ты уже в процессе работы над спектаклем. Я никогда даже осмелиться не мог задуматься о монументальности, а театр дал и монументализм, и пространственное понимание, содержание, и образное мышление. Великий Вольтер сказал: «Если бы не было Бога, надо было его выдумать». А для меня надо было выдумать театр. Думаю, в театре я нашел себя.
— Многие из читателей обратят внимание на нашу обложку. Какие смыслы вы заложили при создании ее дизайна? Можно ли говорить, что в ней все многообразие Кавказа? Какой смысл скрыт в этих образах?
— Когда приходит идея, я ее воплощаю, но в процессе работы рождается нечто иное — не то, чего мне хотелось изначально. И я не возражаю. Работа художника получается гораздо естественнее, когда она не спланирована изначально и не находится под влиянием. Любое влияние искажает творчество. Поэтому и смысла специально никакого я не вкладываю. Он раскрывается зрителю.
— Вы художник, философ в живописи, скульптор, сценограф. В каком из этих направлений вы чувствуете себя наиболее гармонично?
— Гармонично? Я всегда от одной гармоничности убегаю к другой, а оттуда — дальше. Гармоничность, она очень слащавая. Я думаю, ее не надо выстраивать. Гармоничность должна быть недоступна. Поэтому я не стремлюсь к гармонии, но пытаюсь баланс найти от горечи к сладкому, от сладкого — к горечи. Главное, чтобы не было повтора. Повтор очень скучен.
Беседовала Жемилат Ибрагимова